Чисто петербургское убийство

Дело доцента Соколова как беспощадный диагноз новоявленной российской «аристократии»

Если бы Федор Михайлович Достоевский был жив, то он бы сделал из этой истории как минимум пятьсот страниц текста. Пожилой доцент-реконструктор, мнящий себя Наполеоном, застрелил молодую возлюбленную на берегу Мойки – причем, рядом с особняком Юсупова, где закончил свои дни Распутин, которого спустили после убийства в воду. Расчленив тело своей жертвы, он сбрасывал ее по частям в речку – после чего, по своим собственным словам, собирался публично покончить с собой в костюме императора Бонапарта. Подобный сюжет вполне очевидно тянет на пару литературных римейков «Преступления и наказания». Но я постараюсь быть в своих оценках куда более лаконичным, чтобы не романтизировать лишний раз эту трагическую историю.

Напомним читателям, что преступление совершенное Олегом Соколовым – не первое похожее громкое убийство, совершенное известным общественным деятелем за последние годы. В 2013 году известный либеральный активист и ресторатор Алексей Кабанов убил и расчленил свою жену Ирину – в той же квартире, где мирно спали ничего не подозревавшие дети. А затем в течение нескольких дней лицемерно призывал читателей своего блога принимать участие в поисках таинственно пропавшей супруги.

Оба антигероя этих трагедий – Соколов и Кабанов – жили в вымышленном мире, где один них мнил себя Наполеоном, вечно сражающимся против войск европейской антифранцузской коалиции, а другой, чуть ли не с шестнадцатилетнего возраста, мужественно противостоял «чекистско-коммунистической угрозе». При этом, сформировавшиеся в привилегированной московско-питерской прослойке убийцы инфантильно верили в то, что любые их действия останутся совершенное безнаказанными – поскольку их побуждения, дела и мотивы, конечно же, стоят выше бессмысленных и грязных деяний простонародья.

Не случайно уже вскоре после преступления Соколов как ни в чем не бывало, попросил отпустить его из под ареста – «для продолжения своей научной работы». А Кабанов призывал считать себя жертвой режима, стараясь подвести под уголовное преступление идейную подоплеку.

Однако завышенное чувство своей общественной значимости подвело преступников. Их друзья и покровители отреклись от еще них быстрее, чем Петр отрекся от Иисуса. Как всегда, здесь особенно отличилось промонархическое Российское Военное Историческое Общество – где сразу же открестились от своих связей с Соколовым, который в течение многих лет входил в руководство этой реакционной организации. То же самое было в свое время с Кабановым, которого постарались поскорее забыть его бывшие товарищи по идейной борьбе – стараясь не вспоминать об этой истории даже сейчас, после почти аналогичного преступления Соколова.

Ситуация с питерским доцентом, по всей видимости, усугубилась еще тем, что он принадлежит к числу историков и музейных работников, которые за время долгой работы в запасниках и дворцах постепенно мутировали из ученых в ходячие музейные экспонаты. Они полностью отождествляют себя с обслугой или обитателями Зимнего или Мраморного дворца, одеваясь в их костюмы и постепенно усваивая их классовые взгляды, нравы и манеры поведения в домашнем быту – в стиле незабвенных ностальгических строк: «балы, красавицы, лакеи, юнкера».

А эти манеры были весьма характерны, о чем не очень любят вспоминать поклонники хруста французских булок. К примеру, великий князь Константин Павлович – без пяти минут глава Российской империи – насиловал проезжавших под окнами его дворца девиц и стрелял из пистолета по своей жене, посадив ее в китайскую вазу. Жестокие оргии просвещенных дворян из числа «блестящего» русского офицерства описаны в «Войне и мире» Толстого или в «Поединке» у Куприна. К сожалению, подобные благородные манеры были усвоены некоторыми хранителями их исторического наследия, которое активно идеализировалось все последние годы.

Другой серьезный вопрос, которые поднимаю эти убийства – безнаказанность жестокого бытового насилия. Судя по сообщениям прессы, Соколов и Кабанов неоднократно угрожали жизни своих жен и подруг, но все это сходило им с рук – в основном, именно в силу статусного, привилегированного положения в обществе, наличия хороших связей и нужных друзей. На подобные проступки смотрели сквозь пальцы, и за это равнодушие все чаще приходится платить страшную цену.

К сожалению, нам еще не раз придется услышать о громких трагических преступлениях – прежде чем ситуация с этим, наконец, начнет изменяться. И коммунисты должны принимать участие в борьбе с возрождающимся «благородным» домостроем новой элиты, которая без особых рефлексий убивает людей, расчленяя их упоительными дворянскими вечерами. При этом, деятели вроде Егора Холмогорова на голубом глазу винят в этом преступлении разложение патриархальных нравов, которое началось во времена безбожной Великой французской революции, или же усматривают в случившемся тяжелое наследие «совкового сталинизма».

В ответ на это нужно констатировать очевидные факты: несмотря на все литературные ассоциации с петербургским прошлым, это не только чисто петербургское, но и чисто классовое убийство – потому что вся Восточная Европа давно пришла в этом плане если не в XVI, то в XIX век. И это движение в прошлое давно пора остановить. Потому что хруст французской булки может опять оказаться для кого-то смертельным.

Артём Кирпиченок