Неджмие и Энвер: диалектический ирредентизм

26 февраля в возрасте 99 лет скончалась вдова бессменного лидера социалистической Албании Энвера Ходжи – Неджмие Ходжа. За стандартными формулировками о «последнем сталинистском режиме» и «догматике-диктаторе», пришедшими на смену штампам о «вожде и учителе», зачастую теряются весьма прагматические аспекты албанской версии «реального социализма».

Дети консервативной модернизации

Город Битола, или, как его называют албанцы, Монастири, находящийся сегодня на территории Северной Македонии, обладает исключительно важной ролью для албанского национального самосознания. Именно здесь в 1908 г. на конгрессе албанской интеллигенции было принято решение об унифицированном использовании латинской письмености. С тех пор Битола-Монастири носит в албанском название «Qyteti i Alfabetit» – «город алфавита». Неджмие, дочь бухгалтера Тефика Джуглини, албанца-мусульманина, конечно, знала об этом с детства. Хотя город с 1912 г. находился под властью Сербии, албанское меньшинство хранило память о борьбе за национальную идентичность в Османской империи и о том, как новые границы разделили земли с албанским населением между собственно Албанией, Сербией, Черногорией и Грецией. С тех пор как Монастири стал Битолой, проживание албанского меньшинства становилось все более дискомфортным, и в 1928 г. семья Джуглини перебирается в Албанию.

Для беднейшей страны Европы год прибытия Джуглини выдался беспокойным. Правивший страной с 1924 г. сперва в качестве премьера, а потом президента, диктатор Ахмет Зогу объявил себя монархом, а Албанию соответственно – королевством. Пришедший к власти в результате вооруженного переворота против относительно левого правительства православного священника Фана Ноли, мусульманин Зогу сперва нейтрализовал оппозицию, а потом приступил к тому же, чем занималось свергнутое правительство, – к экспериментам по модернизации Албании, за которой закрепилась репутация безнадежно отсталой аграрной страны диких горцев. Только Фан Ноли хотел форсировать процесс модернизации через аграрную реформу, а Ахмет Зогу предпочитал подготовку образованных кадров, как в самой Албании, так и за рубежом.

Образованная молодежь, на которую королевский режим возлагал так много надежд, и стала костяком будущей компартии. Педагогический институт королевы-матери в Тиране, элитный вуз для женщин, где училась Неджмие, стал настоящей кузницей кадров албанских коммунистов. Вместе с супругой будущего генсека там обучалась целая плеяда будущих функционерок компартии – Лири Белишова (будущая жена министра экономики  Нако Спиру), Фикирете Санджактари (будущая жена второго человека в партии Мехмета Шеху), Лири Гега (будущая жена генерала Дали Ндреу), будущая министр легкой промышленности Вито Капо, знаменитые партизанки Маргарита Тутулани и Рамизе Гжебрея.

Впрочем, Албания отличалась от всех остальных стран будущего соцлагеря тем, что до начала Второй мировой войны там не существовало признанной Коминтерном компартии. Первые албанские коммунисты появились среди отправленных на учебу за границу студентов.  Их лидеры Али Кельменди и Лазар Фундо так и не смогли основать партию – Кельменди умер во Франции еще до начала Второй мировой, а Фундо был подвергнут остракизму как троцкист, а впоследствии ликвидирован бывшими соратниками. Находившийся в Москве с 1928 г. Кочо Ташко,  возглавлявший там группу албанских эмигрантов, смог вернуться в Албанию лишь в 1937 г. Будущий супруг Неджмие, Энвер Ходжа, тоже попал в структуры Коминтерна, находясь во Франции, по линии французской компартии.

Студенческие кружки, сплотившиеся за рубежом, могли бы еще долго пребывать в аморфном состоянии. Но король Зогу рассорился со своим главным союзником – фашистской Италией.  Весной 1939 г. Рим предъявил Тиране ультиматум, на который не последовало внятного ответа. В апреле итальянские войска за неделю оккупировали всю Албанию, в то время как король и его правительство бежали, даже не попытавшись организовать сопротивление. Новым монархом был объявлен итальянский король Виктор-Эммануил III, а Албанией стал управлять итальянский наместник при помощи поспешно созданной Албанской фашистской партии (АФП). До этого албанские  коммунисты представляли из себя интеллигентов, вещавших в безнадежно аграрной стране, где не существовало профсоюзов, о ведущей роли еще не появившегося рабочего класса. Теперь у них появилась возможность разыграть карту национального освобождения албанцев, вынужденных работать на военную экономику Италии.  Тем более что после 22 июня 1941 г. лозунг борьбы с фашистскими оккупантами стал для Коминтерна темой номер один.

Великоалбанский антифашизм

Официальное создание Албанской компартии (АКП) приурочили к очередной годовщине – день спустя после парада на Красной площади в Тиране открылся подпольный съезд. Будущий супруг Неджмие, потерявший место учителя после отказа вступить в фашистскую партию, был избран Первым секретарем. На этом посту Энвер пробудет сорок пять лет, до самой своей смерти. А пока партия организовывала первые акты саботажа и еще очень фрагментарного вооруженного сопротивления.

С сопротивлением в Албании ситуация была изначально сложной – первыми против оккупации выступили как раз сторонники монархии, в то время как бывшие оппозиционеры зачастую проявляли готовность к сотрудничеству, а коммунисты руководствовались доктриной сбережения немногочисленных кадров и воздерживались от активных действий. Сбежавшему королю ставили в упрек, что ради хороших отношений с соседней Югославией он пренебрегал интересами албанского населения в Косово и Македонии – а итальянские власти как раз присоединяли к Албании все новые территории. Албанцы потянулись в ряды фашистской партии. По некоторым данным, членом АФП стал и отец Неджмие. А вот будущий супруг от вступления в фашистскую партию категорически отказался, в результате чего и лишился места школьного учителя.

Но на момент создания компартии отношение к албанско-итальянской унии значительно ухудшилось. Дефицит и рост цен, присутствие в Албании итальянских военных и переселенцев вызывали недовольство. Участие  албанских частей в неудачной кампании против Греции в 1940 г. также не добавляло фашистам популярности.  Хотя, в отличие от  итальянцев албанцев, не отправляли на Восточный фронт, тяготы войны сказывались все больше.

В стране, где ношение оружия было традицией для мужского населения, а значительная часть территории являлась труднодоступной для регулярных войск,  партизанское сопротивление доставляло итальянцам много проблем. Компартия, изначально состоящая из трех небольших групп – Шкедерской, Корчинской, к которой принадлежали Неджмие и Энвер, и «молодежной», отколовшейся от корченцев, – начала быстро расти.

В программе АКП, в создании которой Неджмие принимала участие с первого дня, о социализме и коммунизме говорилось мало.  Журнал «Башкими», орган  созданного коммунистами Народно-освободительного фронта, писал: «У нас нет проблемы борьбы тенденций, националистических или коммунистических, как и проблемы борьбы между красными и белыми. Для нас существует только совместная борьба за освобождение нашей страны. Окончание совместной борьбы приведет к осуществлению нашей цели: созданию свободной народно-демократической Албании».

То, что оккупантами назывались не только  итальянцы, но и болгары, было весьма недвусмысленным намеком. Болгария захватила часть Вардарской Македонии (современного государства Северной Македонии), в границы Албании никогда не входившей. Именно там расположен родной город Неджмие – Битола. Стало ясно, что компартия не отказывается от претензий Албании на все населенные албанцами территории. Это составило основу для сотрудничества с монархистской организацией «Легалитети» и  значительно более многочисленными националистами-республиканцами,  создавшими вооруженную организацию «Балли Комбетар» («Национальный фронт»), и вождями горных кланов. Правда, все договоренности были недолговечными. Кроме запада Вардарской Македонии, Косово, «равнины Дукаджини» (как албанцы называют территорию, именуемую сербами Метохией), части Черногории албанское движение, как антифашистское, так и коллаборационистское, претендовало на Чамерию (греческую провинцию Эпир). Главному союзнику албанской компартии, югославским коммунистическим партизанам, категорически не нравились договоренности албанских товарищей с другими вооруженными группами. Каждому военному успеху сопутствовал новый политический конфликт.

Военные годы являются наиболее мифологизированным и наименее изученным периодом истории албанской компартии.  В то время, как югославские эмиссары критиковали сотрудничество АКП с албанскими националистами, вернувшийся из Москвы Кочо Ташко на правах старшего учил «товарища Тараса», как теперь звали Энвера Ходжи, более внимательному отношению к национальным чувствам соотечественников и ругал партию за левацкий уклон.

Проблемы взаимоотношения с некоммунистическими вооруженными группами особенно обострились в 1943 г., когда на смену итальянцев в качестве оккупационной силы в Албанию пришли немцы. В отличие от своих предшественников немцы не пытались навязать своим албанским союзникам организационные формы и не заселяли стану переселенцами, зато больше прислушивались к требованиям албанцев, проживающих за пределами границ Албании. Из косовских албанцев, среди которых коммунисты пользовались меньшей поддержкой, была сформирована дивизия войск СС «Сканденберг».  О том, что ситуация в Косово была критической и для югославских, и для албанских партизан, признавалось в их официальных документах.

В обращении от имени НОФ говорилось: «Гнусно обманутая пропагандой немецких захватчиков большая часть народа Косово поставила себя на службу германской армии, вступила в ряды предателей и боролась с оружием в руках против национально-освободительных югославской и албанской армий. Косовские банды обрушились на албанское население Южной Албании, безжалостно жгли, грабили, убивали, насильничали. И сегодня, когда для всех стало ясным, что Германия стоит на пороге капитуляции, а национально-освободительные войска Тито и Энвера борются за свободу народов, значительная часть косоваров продолжает бороться в рядах немцев и предателей против этих войск».

Бывшие союзники КП – монархисты и баллисты – начали активное сотрудничество с немецкими властями, что вынуждало югославских и албанских партизан к более тесному сотрудничеству. Несмотря на взаимное недоверие это сотрудничество давало ощутимые результаты.

Когда школьная учительница Неджмие  Джуглини ушла в подполье и приняла боевой псевдоним «Деликатья» («Хрупкая»), она примкнула к партии, насчитывавшей лишь несколько сотен членов, а к концу войны она уже служила в отделе пропаганды дивизии – одной из шести в Национально-освободительной армии Албании, насчитывавшей более 20 тысяч бойцов. По официальной версии,  Албания была единственной страной Европы, освободившейся от оккупации стран Оси без вмешательства иностранных войск. Роль югославских партизан и поддержки Великобритании в последующей албанской историографии по понятным причинам не акцентировалась.

Между Тираной и Москвой

После освобождения Тираны в ноябре 1944 г. коммунисты провозгласили «Народную Республику Албанию», но при этом их положение оставалось крайне зыбким. Западные союзники отказывались признавать новую власть законной, а саму Албанию страной-победительницей. Поскольку Албания никогда официально не объявляла войну странам Оси, а правительство Греции предъявляла претензии за участие Албании в итальянской агрессии 1940 г.,  это лишало разоренную Албанию прав на репарации, и Югославия делилась с ней своей долей. Вывезенный итальянцами золотой запас страны был захвачен Великобританией, которая отказалась выдать его новой власти.

Значительная часть страны контролировалась всевозможными повстанцами. Архаичный католический север Албании, где в большей степени сохранились родовой уклад, институт кровной мести, клановые структуры, особенно активно сопротивлялся новому правительству, в котором был явный перевес выходцев из более урбанизированной мусульманской буржуазии юга.

При этом советские и югославские товарищи  считали дальнейшее существование Албании как независимого государства малоцелесообразным. Оставалось лишь решить, станет ли Албания седьмой югославской республикой или войдет в более широкую Балканскую Федерацию, с участием Болгарии и, возможно, Румынии.

Требовать присоединения Косово или других территорий в то время представлялось для Албании невозможным. Речь могла идти только о будущих границах субъекта будущей федерации. Для албанских коммунистов такие планы были возможностью выполнить одни из пунктов своей ранней программы и объединить всех албанцев (за исключением проживающих в Греции) в рамках одного государства, хотя бы и ценой потери суверенитета. Подобный «красный ирредентизм» был уже испробован СССР с украинцами, а в описываемый период первый секретарь ЦК КП Азербайджана Мир-Джафар Багиров всерьез рассматривал такую схему по отношению к азербайджанскому населению Ирана. В то же время антиюгославские настроения в КПА продолжали иметь место – и Энвер Ходжа активно с ними боролся. Среди отодвинутых от власти противников югославизации оказался и Кочо Ташко, чьи претензии на роль главного представителя Москвы, видимо, начали раздражать партизанских вождей еще во время войны.

Но и в Москве, и в Белграде албанские «дикорастущие» коммунисты, не прошедшие серьезной коминтерновской подготовки, не вызывали большого доверия. Энвер Ходжа постоянно ощущал, что ему отводят статус самого младшего из всех младших братьев.

Начало советско-югославского конфликта в 1947 г. стало для албанского руководства настоящим подарком судьбы. Немедленно отпала угроза утраты независимости, а СССР усилил экономическую и военную поддержку. Но, кроме этих факторов, был еще один, способствующий стабилизации власти КПА, – теперь в официальной пропаганде роль главных антагонистов малопонятных и абстрактных «американских  империалистов» дополнил хорошо знакомый албанцам образ врага – «великосербские националисты». Теперь вопрос о ситуации албанского населения в Югославии перестал замалчиваться – наоборот, мысль о том, что в Косово и Черногории проживают «братья», стала важным компонентом мировоззрения албанских коммунистов.

«Партия – фея гор»

В первые годы после войны Неджмие, чьи отношения с Энвером, новым главой правительства и партии, были официально оформлены в 1945 г.,  занималась молодежным и женским вопросом, что в условиях господства традиционных нравов являлось не формальностью, а стратегически важным направлением. Только привлекая на свою сторону молодое поколение, у формально единственной, но все еще малочисленной компартии был реальный шанс победить в борьбе против традиционной власти патриархальных кланов. Рабочих было по-прежнему мало, а подростков и женщин в пережившей длительную войну стране – большинство. Если бы не удалось убедить молодежь порвать с «законом гор», страну ждало бы непрерывная череда кровной мести. Впрочем, возможно, в последующих партийных чистках традиция все же проявляла себя.

До разрыва с Югославией роль партии в Албании не особо афишировалась, все решения оформлялись от имени «Демократического фронта», формально считавшегося объединением партийных и беспартийных. Ничего не намекало и на будущие атеистические эксцессы Ходжи – новая власть охотно привлекала готовых к сотрудничеству служителей культа всех трех основных конфессий.

Когда  спустя семь лет после основания партии, в 1948 г., собрался первый съезд, то первым шагом стало переименование, согласно сталинским указаниям, в Албанскую партию труда (АПТ), а вторым – активизация борьбы с титоистами, которые в Албании в отличие от других стран соцлагеря действительно существовали. Главный конкурент Энвера, Кочи Дзодзе, который на посту главы министра внутренних дел особенно рьяно боролся с противниками слияния с Югославией, был заклеймен как предатель и казнен. При этом именитые «антиюгослависты», вычищенные в предыдущие годы, так и не были восстановлены в партии.

В 1952 г. на II съезде Неджмие была выбрана в ЦК АПТ. Во многих странах Восточного блока – СССР, Польше, Болгарии, Чехословакии, Венгрии – участие жен руководителей  в политике откровенно не приветствовалось, в других, как в ГДР при Хонеккере и Румынии при Чаушеску, жены первых лиц играли исключительную роль в политической иерархии. Но албанская специфика заключалась в том, что компартия по сути являлась проектом одного поколения. Супруги многих партийных и государственных лидеров состояли в Политбюро, ЦК  и правительстве на равных, но при этом любой фракционный конфликт провоцировал взаимные упреки в «семейственности» и «кумовстве».

Поводов для таких конфликтов после смерти Сталина становилось все больше. Вопреки созданному впоследствии супругами Ходжа мифу, АПТ до конца 1956 г. следовала курсом осторожной критики «культа личности». Уже в 1955 г. некоторые члены руководства перестали скрывать, культ какой именно личности их раздражает больше всего. В отличие от советского вождя, которого большинство албанских коммунистов знало лишь заочно, о стиле руководства товарища Ходжа у них успело сложиться веское мнение – Энвер стремительно терял большинство. Его вынудили признать ошибки и подвергнуть себя самокритике. Ему удалось нейтрализовать лидеров недовольных – Тука Якову и Бедри Спахиу, но после ХХ съезда КПСС атаки на Энвера и Неджмие в руководстве партии приобрели критический размах. Апрельская партконференция 1956 г. в Тиране едва не отстранила Ходжу от должности Первого секретаря, но министр обороны Бекир Балуку предупредил Неджмие, которая самостоятельно подключила министра внутренних дел Кадри Хазбиу. Силовики победили партийцев. Увидев стекающихся в зал заседания сотрудников МВД, оппозиционеры сами начали каяться в ошибках. Впрочем, от репрессий их это не спасло – Лири Гега, знакомая Неджмие со студенческой скамьи, была расстреляна, несмотря на беременность и протесты советских товарищей. Другая подруга юности, Лири Белишова, более тридцати лет провела в тюрьмах и ссылках. К расстрелу были приговорены и многие другие критики Энвера.

С тех пор политические чистки в албанском руководстве не прекращались до самой смерти супруга Неджмие. И Балуку, и Хазбиу сами пали жертвами очередных «кадровых перестановок». Албания порвала с СССР в 1961 г., еще раньше, чем КНР. Новое советское руководство не только критиковало Сталина и налаживало отношение с главным врагом ходжистской Албании – Югославией, но и выражало недовольство использованием выделяемых братской стране средств. Планы Ходжи по индустриализации Албании советское руководство, как и десятью годами ранее югославское, считало малореалистичными. КНР хоть и вызывала у Ходжи настороженность критическими замечаниями о Сталине и заигрыванием с Тито в вопросе о «многополярности» коммунистического мира, но была единственным возможным союзником для остро нуждающейся в помощи Албании.

Советский Союз попросту игнорировал обильную критику со стороны Албании, а от «великой дружбы» остались только скупые строки в справочных изданиях и советско-албанский фильм «Великий воин Албании Сканденберг» — о том самом национальном герое, в честь которого была названа косоварская дивизия СС. В отличие от Мао, Энвер не казался Москве оппонентом, заслуживающим ответа.

Когда в 1966 г. Неджмие стала директором Института исследований марксизма-ленинизма при ЦК АПТ и Высшей партийной школы имени Ленина, перед ней стояла очень деликатная задача создать убедительную картину, в которой ее муж является одновременно наиболее последовательным продолжателем дела Сталина, другом «председателя Мао» и при этом теоретиком-классиком, не уступающим советскому и китайскому вождю. Годы партизанской борьбы, когда роль партии скорее скрывалась за «общедемократическими» и «национально-освободительными» лозунгами, стали образующим мифом «албанской модели». Когда в песнях превозносилась «партия  – фея гор», а памятники партизанам заполнили всю страну, вопросы о неясном статусе «самопальной» албанской компартии в Коминтерне уже не возникали. При этом лозунг объединения албанцев с «братьями» в Косово, Македонии и Черногории рассматривался одновременно и как антититоистский, и как антифашистский.

Особый путь борьбы с особым путем

Официально линией АПТ с 1948 г. было подчеркнутое неприятие «титоизма» в любых формах. Изначально под этим термином подразумевались любые попытки строить социализм с продиктованными местными особенностями отклонениями от советской модели. Большинство репрессированных за «титоизм» в 1948-1953 гг. политиков стран соцлагеря в отличие от соперника Энвера, Кочи Дзодзе, не проявляли никакой симпатии  к Югославии.

Но чем больше Албания отдалялась от своих бывших союзников – после смерти Мао Цзедуна последовал окончательный разрыв с КНР, – тем большую роль играл лозунг «строительства социализма собственными силами». В то же время и идеологические установки – основное поле работы Неджмие – все больше делали упор на «империализме» и «шовинизме» Белграда, Москвы и Пекина. То есть национальным чувствам албанцев приписывался антиколониальный характер.

По сути, Албания как раз пропагандировала «особый путь» и трепетно относилась к попыткам гегемонии в соцлагере. В 1968 г. «последний сталинист Европы» Энвер Ходжа критиковал лидера Пражской весны Александра Дубчека за неспособность оказать вооруженное сопротивление войскам Варшавского договора! В конфликте КНР с Вьетнамом в 1979 г. Албания будет безоговорочно поддерживать Вьетнам и одобрять действия Вьетнама в Кампучии по свержению «Красных кхмеров» – ведь те якобы были союзниками Китая. Также безоговорочно Ходжа осудит и советские действия в Афганистане.

«Радио Тирана» вещало на всех языках соцлагеря, при этом транслировало не только материалы албанской партии, но и тексты оппозиционеров-сталинистов, как, например, бежавшего в Албанию бывшего члена польского ЦК и министра ЖКХ ПНР Казимежа Миялья или сгинувшего в недрах советской карательной психиатрии Кима Давлетова. В ГДР действовала подпольная ячейка западнонемецкой ходжистской партии КПГ/МЛ, клеймившая Хонеккера как пособника «советских оккупантов».

В отличие от руководства КНР, которое было равнодушно к обильно возникавшим после 1968 г. маоистским партиям в западных странах, Албания всерьез налаживала контакты с ними и после раскола с Пекином, многие маоисты стали ходжистами. Через них были налажены регулярные туристические поездки с осмотром достижений албанского социализма: студентам педвузов показывали школы, агрономам – сельскохозяйственные коллективы и т.д. Помимо идеологических функций такой туризм приносил стране остро необходимую валюту.

Но при этом внешняя политика Албании была довольно прагматичной. С одним извечным врагом – Грецией, экономические отношения были налажены еще в начале 1970-х, когда  у власти там пребывала правая хунта «черных полковников». Не препятствовала критика титоизма и активной торговле с Югославией. При этом стал возможен и культурный обмен с албанским населением Косово, о подспудном идеологическом влиянии на которое Албания никогда не забывало. Пока западнонемецкие ходжисты обменивались поздравительными посланиями с АПТ, супруги Ходжа вели переговоры с одним из самых правых политиков ФРГ, Францем Йозефом Штраусом, о предоставлении Албании кредитов. Хотя сделка так и не состоялась, стороны произвели друг на друга приятное впечатление. Спустя много лет Неджмие будет говорить о главном антикоммунисте Западной Германии в самых лестных эпитетах.

В итоге в Албании все-таки была построена своя индустрия, в необходимость которой последовательно не верили Тито, Сталин и Хрущев. Проалбанские партии мало где смогли стать реальным политическим фактором, но роль Албании в странах Третьего мира пока еще мало изучена. Во всяком случае в Бенине и – парадоксальным образом с 1991 г., года конца власти АПТ – в Эфиопии у власти некоторое время находились партии, формально считавшие себя «ходжистскими». Из всего соцлагеря Албания официально продолжала хвалить только Кубу и Вьетнам, хотя не вполне ясно, какие отличия от советской модели Энвер Ходжа в них увидел.

Albanian Lives Matter

Отношения с Тито считается исходной точкой разрыва Албании с СССР. Но уже к концу 1960-х гг. Албания постепенно нормализировала контакты  с СФРЮ, где как раз набирала обороты борьба с «сербским шовинизмом». Стал возможен культурный обмен с албанцами в автономном Косово,  связь с которыми Тирана считала стратегически важной. Как пишет Заведующий отделом социальных и политических проблем ХХ века Института всеобщей истории РАН Артем Улунян, Ходжа предвидел кризис в Югославии после смерти Тито и даже планировал прийти на помощь албанскому меньшинству. Албанское руководство вполне прозорливо исходило из того, что после ухода из жизни главного гаранта надэтнической югославской идентичности неизбежно усиление фракции сербских националистов и следующее за этим наступление на автономию Косово. При этом, согласно воспоминаниям Неджмие, супруги Ходжа с уважением относились к маршалу и переживали, что Албания еще не готова к грядущим потрясениям в регионе.

Однако албанский режим просчитался в двух пунктах: Ходжа ждал борьбы между СССР и США за раздел распадающейся СФРЮ, но не предвидел развал СССР, а после его смерти Неджмие была уверена, что изоляция от других стран «развитого социализма» защитит «албанскую модель» от пертурбаций.

Однако и без всяких реформ в 1980-е гг. начались протесты студентов и рабочих. Ставший при поддержки Неджмие наследником Ходжи Рамиз Алия пытался выступить в роли албанского Горбачева и инициировал исключение руководства целого ряда «консерваторов», в том числе и Неджмие. В 1991 г. ее посадили под домашний арест, а  впоследствии перевели в тюрьму. В 1993 г. албанский суд приговорил ее к девяти годам тюремного заключения, позже срок был увеличен до одиннадцати лет. В 1997 г., отсидев пять лет, Неджмие вышла по амнистии.

Она продолжала защищать политику Энвера до последнего дня. О ней постепенно забывали за пределами Албании, но в 1999 г., когда по всей Европе шли демонстрации левых против вмешательства НАТО в Косовский конфликт, Неджмие открыто выступила в поддержку бомбардировок Югославии. Как категорично заявила бывший главный эксперт страны по марксизму-ленинизму, это была единственная возможность защитить жизни албанцев. Наверное, такой поворот вызвал большее удивление за пределами Албании, чем внутри страны.

Позже пенсионерка Ходжа заявила, что «независимость Косово – сбывшаяся мечта всех албанцев», и поддержала вступление Албании в НАТО. При поверхностном взгляде это может показаться изменой идеалам всей прожитой жизни. Но тут вспоминаются слова Неджмие в интервью немецкому журналу «Шпигель» в ответ на вопрос об отношении к репрессиям: «Нас не интересовало, что делал Сталин внутри СССР. Наши отношения с Советским Союзом строились на реалистической оценке, что Москва дает нам защиту».

Автор – старший научный сотрудник Центра сравнительных исторических и политических исследований, преподаватель кафедры новейшей истории России Пермского государственного национального исследовательского университета

Евгений Казаков