Без права на отставку

К 70-летию XIX съезда ВКП(б)—КПСС

Открывшийся в октябре 1952 г. в Москве XIX съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) стал историческим и знаковым. И не только потому, что в ходе его работы партия сменила свое наименование. А сам съезд стал последним при жизни многолетнего руководителя советского государства Сталина: уже в марте 1953 г. бессменного лидера СССР и КПСС не станет. В историю он войдет по другой причине.

На последовавшем после съезда организационном Пленуме ЦК партии разорвалась бомба. Впервые за длительную историю ВКП(б) не кто-нибудь, а ее фактический (вне зависимости от наименования его должности и места в структуре партии) руководитель попытался при жизни сложить с себя руководящие полномочия и тотально обновить состав руководящего «партийного штаба».

Именно в этой связи данный партийный форум приобретает особое значение в истории не только Советского государства, но и международного коммунистического движения, системы социализма в целом, т. к. впервые перед руководством самой большой и первой в истории правящей коммунистической партии был поставлен вопрос, ставший впоследствии проклятым. Вопрос о прижизненной сменяемости высшего руководящего состава, а главное — о месте и роле вождя партии и революции в системе государственной власти советского типа и социалистическом строительстве в целом.

Вопрос этот окажется настолько важным и первоочередным, что, думается, недалеки от истины те историки и публицисты, которые напрямую связывают события на «Ближней даче» в Кунцево (загадочная смерть Сталина на фоне ожесточенной борьбы за власть 2—5 марта 1953 г.) с «курсом» XIX съезда. Особенно, если учесть, что итогом развернувшегося острейшего противостояния внутри высшего политического руководства оказалась тотальная ревизия важнейших (в первую очередь, организационных) решений октябрьского, 1952 г., Пленума ЦК.  

Съезд, о котором постарались забыть

Официальная история партии отводила решениям XIX съезда и последовавшего за ним организационного пленума ЦК подчеркнуто скромное место. Информация о них также выдавалась крайне скупая и предельно дозированная. И, с одной стороны, это кажется вполне логичным. XIX съезд как бы знаменовал собой «закат эпохи сталинизма» — тем более, что следовавший за ним ХХ съезд по своим масштабам (доклад о «культе личности» и «десталинизация» системы) навсегда разделил историю Советского Союза и международного коммунистического движения на «до» и «после».

Однако смеем утверждать: ХХ съезд оказался лишь следствием (и фактически — ответной реакцией) на решения предыдущего высшего партийного форума. Именно в борьбе, скрыто развернувшейся на последнем сталинском съезде, а более явно — на Пленуме ЦК, следует искать подлинные причины тех процессов, которые привели к номенклатурному реваншу в КПСС. Его итогом стал окончательный демонтаж основ советского народовластия в СССР, монополизация верхушкой партийной номенклатуры высшей государственной власти, а затем и собственности, подчинение интересов первого в мире государства рабочих и крестьян корпоративным интересам ползучей контрреволюции.

Накануне

Тринадцать лет отделяло XIX съезд от предыдущего. За это время СССР и весь мир пережили глобальные потрясения, коренным образом изменившие облик цивилизации. Вторая мировая война, завершившаяся разгромом нацистской Германии и триумфом советской общественно-политической системы, вырвала первое в мире государство победившего социализма из вынужденного одиночества: в мире сложился восточноевропейский блок дружественных СССР государств народных демократий. Одновременно с этим, победа советских народов в войне дала мощный импульс национально-освободительному, антиколониальному движению народов на планете. Побеждавшие повсеместно национально-освободительные революции лишали своих владений колониальные империи старого света. Престиж Советского Союза и его популярность у освобождавшихся народов росли день ото дня.

Одновременно с этим росла популярность советского руководства, чью роль в этих глобальных, прогрессивных процессах было переоценить невозможно. Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что в сознании миллионов людей, переживших ужас фашизма, триумф советского народа-победителя отождествлялся с личным триумфом его вождя. Как вспоминал писатель Илья Эренбург, в его памяти неизгладимо запечатлелось, как в разгар чествования 70-летия Сталина, некая француженка прислала советскому лидеру в подарок небольшую ладанку, в которую была зашита крохотная туфелька ее малолетней дочери, замученной в фашистском концлагере. Подарок сопровождала характерная надпись: «Генералиссимусу Иосифу Сталину — избавителю человечества от фашизма».

«Красный прилив» второй половины ХХ века казался настолько впечатляющим, что не только западные интеллектуалы, но и многие политические деятели далеко не дружественных СССР государств в своих прогнозах на будущее практически слово в слово повторяли пророческие строки известного некогда комсомольского поэта 20-х гг. Михаила Кульчицкого: «Уже опять к границам сизым / Составы тайные идут, / И коммунизм опять так близок, / Как в девятнадцатом году»...

На горизонте всемирной истории вновь забрезжили зарницы революционных двадцатых годов.

В тисках номенклатуры

Вместе с тем, великое тринадцатилетние (1939—1952 гг.) так и не разрешило проблему, обозначенную последним предвоенным XVIII съездом ВКП(б). А ведь именно под знаком этой проблемы в середине 30-х гг. в рамках «широкого партийного руководства» внутри ВКП(б) развернулась настоящая борьба, жертвами которой пали многие преданные партии коммунисты.

Ее суть вскрыл в своих многочисленных исследованиях известный (правда, упорно замалчиваемый официозом) советский и российский историк, главный научный сотрудник Института российской истории РАН Юрий Жуков. С фактами в руках, Ю. Н. Жуков доказывает: «группа Сталина» (в первую очередь, формально второй человек в партии и ее идеолог А. А. Жданов, В. М. Молотов, Г. М. Маленков и др.) усиленно стремились реформировать правящую в СССР партию. Оставить за ней исключительно идеологическую и агитационную функции: воспитание руководящих кадров, их расстановка, осуществление идейно-политического руководства массами в условиях социалистического строительства. И только. Вся полнота государственной власти должна была, как и предполагалось Конституцией, переместиться из недр партийных комитетов в Советы. Партия, тем самым, вновь обретала бы свою изначальную функцию — авангарда правящего класса, осуществлявшего свою власть через советские органы без всякого посредничества.  

Надо сказать, что такая постановка проблемы нисколько не противоречит ленинскому пониманию миссии коммунистической партии. По мере строительства социализма, повышения культурного уровня и увеличения численности правящего класса вплоть до полного установления классово однородного общества без эксплуатации человека человеком, а, следовательно, при отсутствии необходимости подавления (осуществления диктатуры в любых ее проявления), коммунистическая партия постепенно «затухает» вместе с государством. Каждый член общества становится коммунистом по факту: по отношению к труду и его результатам. Однако до тех пор, пока победа коммунизма не окончательна, пока существует капиталистическое окружение, а, значит, сохраняется угроза рецидива мелкобуржуазной стихии, партия призвана контролировать, организовывать, вдохновлять, а главное — ежедневно, ежеминутно учить трудящихся практике повседневного управления государством, культуре повседневного участия и строжайшего контроля за избранными органами народной власти всех уровней.

Специфические условия, в которых происходило становление Советской республики в России (гражданская война и военная интервенция, наличие враждебного окружения и относительное преобладание агарного населения по отношению к революционному промышленному классу), заставляли правящую партию прибегать к директивным, командным методам руководства, нередко подменяя (или замещая) собой не до конца еще окрепшие Советы.

Совершенно иная ситуация сложилась после победы советского строя в Гражданской войне в условиях развернувшейся в СССР культурной революции. Напомним, что в соответствии с ленинскими указаниями, советская культурная революция ставила одной из главных своих задач обеспечение высококвалифицированными кадрами нужд форсированной индустриализации и коллективизации сельского хозяйства в СССР, чтобы в кратчайшие сроки преодолеть агарную отсталость и превратить первое в мире социалистическое государство в мощную аграрно-индустриальную державу. Но именно тогда выявилось, что старые методы руководства (директивные, сформировавшиеся еще в годы гражданской войны) «капитанов советской индустриализации» вошли в противоречие с новыми условиями, при которых советский рабочий класс сам, без необходимого прежде принуждения со стороны партийных институтов, становился движущей силой индустриального преображения страны. Следовательно, постепенно отпадала и необходимость в изжившем себя дублировании партийными органами органов государственной власти — Советов.

Теперь культурная революция выдвигала на повестку дня строжайший контроль со стороны партии за железной революционной дисциплиной в своих собственных рядах, за подбором и выдвижением новой поросли советских коммунистов, достойных эпохи «великого перелома». К сожалению, такое происходило далеко не всегда. Зачастую прослеживалась тенденция кадрового застоя, застоя в деле ротации партийных руководителей разных уровней. Причем часто под категорию «несменяемых» подпадали люди заслуженные, поднявшиеся на гребне Гражданской войны и унаследовавшие военные стиль и методы руководства — эффективные в чрезвычайных условиях, но все более неактуальные и даже вредные в условиях мирного строительства.

Нередко, опасаясь потерять насиженные места, региональные и даже республиканские руководители намеренно нагнетали в вверенных им регионах настоящую истерию по поиску многочисленных «вредителей» и «врагов народа». Имелись печальные случаи, когда подлинная революционная бдительность подменялась директивным, спущенным сверху «соревнованием» по выявлению вражеской агентуры. Пик развернувшейся истерии, спровоцированной преступной безответственностью перерождавшейся номенклатуры на местах, совпал с периодом, когда во главе НКВД стоял нарком Николай Ежов (знаменитая «ежовщина»). Пришедший ему на смену Лавретний Берия уже в 1938 г. осуществил масштабную кампанию по выявлению злоупотреблений предшествующего периода, которая вошла в историю как «бериевская оттепель». Примечательно, что одним из самых кричащих примеров злоупотреблений местной партийной «элиты» стала Советская Украина, первым секретарем которой был будущий разоблачитель «массовых репрессий» Никита Хрущев.

Ни слова о партии

Борьба с перерождавшей партийной «элитой» за усиление роли органов советского народовластия не носила одномоментный характер и сопровождала всю историю советского государства при Сталине конца 1930 — начала 1950-х гг. Курс на последовательное реформирование властной системы в СССР (главным образом правящего партийного аппарата) был закреплен решениями предвоенного ХVIII съезда ВКП(б). Одна из Резолюций съезда однозначно указывала на необходимость ликвидации противоестественного «двоевластия», вызванного дублированием партийными органами органов государственных.

В мае 1941 г. «сталинская группа» (Жданов, Молотов, Маленков, и др.) наносит очередной удар по всевластию партийного аппарата. Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) секретарь партии Сталин назначается на пост председателя Совета Народных Комиссаров СССР — органа высшей исполнительной и распорядительной власти в стране. Чтобы избежать двоякой трактовки данного назначения, в Постановлении однозначно отмечалась его подлинная цель: «еще больше поднять авторитет советских органов». Однако начавшаяся через месяц Великая Отечественная война не просто тормозила данные позитивные процессы в деле укрепления советской государственности за счет дальнейшего расширения советской пролетарской «демократии большинства», но зачастую отбрасывала эти процессы далеко назад.

Так, в частности, в условиях складывания чрезвычайного, а потому неконституционного Государственного комитета обороны (ГКО), сосредоточившего всю полноту партийной и государственной власти в стране, произошло заметное усиление роли руководящих партийных институтов во всех областях государственного управления. Особую роль в данном процессе играет тот факт, что Председателем ГКО, т. е. человеком, наделенным на военный период высшей и чрезвычайной властью в государстве, становился фактический руководитель ВКП(б) И. В. Сталин. При том, что сам Сталин после 1934 г. во всех официальных документах подчеркнуто именовался «всего лишь» секретарем — т. е. одним из нескольких секретарей — ЦК ВКП(б). А пост Генерального секретаря официально оставался вакантным. Таким образом, создание ГКО в глазах партийной номенклатуры становится новым и самым мощным аргументом в пользу собственного всевластия. Кроме того, данное обстоятельство заметно укрепляло негласно узаконенное положение, когда формальным (но конституционным) руководителем государства является Председатель Президиума Верховного Совета — высшего органа государственной власти СССР, а реальным (но неконституционным) — «генеральный» или «первый» секретарь ЦК КПСС.

Однако в таком положении есть одна существенная оговорка. В период диктатуры пролетариата, призванной осуществлять переходный этап к обществу без классов и без государства, такое положение может быть оправдано революционной авангардной ролью партии и выдвинутого ею вождя — выразителя интересов народных масс — в ходе социалистического строительства. Т.е. как и само существование пролетарской диктатуры — такое положение не является постоянным, вечным. Напротив, оно носит временный характер. Напрямую зависит как от подавления господствующих в прошлом классов, так и от темпов в деле построения классово однородного общества. Однако после провозглашения тезиса об «общенародном государстве» (новая Программа КПСС, 1961 г.) и монополии правящей партии на власть: «КПСС руководящая и направляющая сила советского общества», «политическое ядро всех общественных организаций» (Статья 6 Конституции 1977 г.), отчетливо проявилось не что иное, как четко выраженная, нескрываемая претензия партийного руководства на ничем неограниченное, безраздельное господство в государстве. Причем, уже не в определенно заданных временных рамках (период диктатуры пролетариата), а по сути, вечно («развитой социализм»).

Последняя попытка дать бой ревизии решений ХVIII съезда была предпринята за год до окончания войны — в январе 1944 г. Тогда на имя Сталина Молотовым и Маленковым был внесен проект постановления «Об улучшении государственных органов на местах». «Наши местные партийные органы, — говорилось в документе, — в значительной степени взяли на себя оперативную работу по управлению хозяйственными учреждениями, что неизменно ведет к смешению функций партийных и государственных органов, к подмене и обезличиванию государственных органов, подрыву их ответственности, к усилению бюрократизма». Предлагалось: «Полностью сосредоточить оперативное управление хозяйственным и культурным строительством в одном месте — в государственных органах»; освободить партийные органы от «несвойственных им административно-хозяйственных функций»; упразднить в обкомах, крайкомах, ЦК компартий союзных республик «должности заместителей секретарей по отдельным отраслям, а также соответствующие отделы». (Цит. по: Жуков Ю. Н. Настольная книга сталиниста. М, 2010. С.219. Выделено — С. Р.).

Однако, даже не смотря на категорическое одобрение данного проекта Сталиным, на заседании Политбюро проект был отвергнут большинством голосов (!). Все это, заключает историк Ю. Жуков, говорит о «неустойчивом равновесии сил сторонников и противников» реформы партаппарата.

Скрытая «малая война» в недрах партийного аппарата продолжалась даже в условиях Великой Отечественной войны. И с новой силой развернулась после Победы. Причем не только организационно, но и идеологически. Так, уже в своей знаменитой здравице за здоровье народа-победителя на приеме в честь участников Парада Победы в Кремле, Сталин подчеркнуто не упомянул правящую партию. Именно народ (в частности, русский) в сталинском тосте был провозглашен «руководящей силой Советского Союза». Не отдавая Сталина на откуп разномастным доморощенным «ура-патриотам» и «державникам», отметим главное.

Именно русский народ — русские рабочие и крестьяне, свершившие революцию и отстоявшие ее завоевания на полях Гражданской войны, смогли стать цементирующей силой, вокруг которой сплотились малые и большие нации и народы советской семьи. Не вызывает сомнения, что именно этот интернациональный монолитный по своей природе организм — советский народ, окончательно сложившийся в боях Великой Отечественной, стал одним из решающих факторов триумфальной Победы СССР. Как и в ходе революции и Гражданской войны, так и теперь, после Великой Отечественной — освободившись сам, народ-победитель (во главе с русским рабочим классом) помог освободиться от фашистской, а следом и колониальной тирании другим народам. Животворящей основой данной силы, скажет немногим позже вождь советских народов, явилось превосходство нашей общественной и политической системы, нашего советского строя. (Сталин И. В. Речь на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа г. Москвы 9 февраля 1946 г.)

«Хор аллилуйщиков» вместо революционного авангарда

Пока на полях Отечественной войны гибли лучшие сыны Коммунистической партии, а беспартийные в случае гибели просили считать себя коммунистами, ВКП(б) вполне оправдывала звание «партии воюющей» — призванной вдохновить и мобилизовать массы трудящихся на защиту своей социалистической Родины и беспощадную борьбу с захватчиками. Массовый героизм рядовых коммунистов в тылу и на фронте, казалось, медленно, но верно сбивал окалину бюрократии и приспособленчества с могучих основ легендарной ленинской партии, вновь ставшей, как и в далекие годы Гражданской войны, авангардом советского народа. Однако сказывалось и другое. Гибель миллионов беззаветно преданных советскому государству коммунистов не могла не отразиться на качественном составе правящей партии. Точнее тех, кто занял командные высоты в ее руководящих органах в центре и на местах.

К исходу войны по инициативе заметно укрепившего свое положение в партии и государстве Маленкова (являвшегося к тому же начальником управления кадров ЦК) была проведена своего рода «партийная инвентаризация». Она должна была выявить профессиональный и политический уровень подготовки рядовых коммунистов, но главным образом — ее руководящего звена в центре и на местах. По итогам «инвентаризации» в апреле 1946 г. в Управлении агитации и пропаганды ЦК состоялось расширенное заседание. Результаты проверки были более чем красноречивыми.

Выяснилось, что иные первые секретари, особенно нацкомпартий, все более походили на удельных «царьков» и даже «шейхов». Плодят кумовство и групповщину. Всячески тормозят, а чаще — напрочь блокируют выдвижение грамотных специалистов. В этом, кстати, ситуация нисколько не изменилась, а в ряде мест — значительно ухудшилась по сравнению с концом 30-х годов. Так, еще до войны, на мартовском пленуме 1937 г. Сталин напрямую бросил укор первым секретарям всех уровней, особенно тем, кто в своей руководящей роли не просто подменял, а блокировал работу советских государственных и хозяйственных органов, замещая их функции всевластием несменяемых первых секретарей. «Многие из вас боятся конкуренции, — говорил тогда Сталин, — потому что замухрышек выдвигают, а они вам дают плохую помощь…». (Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 г.: 5 марта, вечернее заседание).

То и дело «на местах» возникали мини-культы, неустанно раздувавшиеся «замухрышками» всех уровней вокруг собственного руководства. Ведь именно ему, и только ему, они были обязаны теплыми местами и привилегиями…

Характерной чертой все более осознававшей свои групповые — язык не поворачивается сказать «партийные»! — интересы новоявленной социальной страты (номенклатуры) в центре и на местах стало ее тотальное несоответствие как результатам культурной революции эпохи 30-х годов, так и новым задачам, стоявшим перед набиравшей обороты советской экономикой. Так, согласно данным «инвентаризации», проведенной управлением Маленкова, более 67,2 % коммунистов вплоть до первых секретарей областных, краевых и даже республиканских комитетов (т.е. тех, кто претендовали на идейно-политическое руководство обществом в ходе социалистического строительства) не имели среднего образования, а высшим обладали 7,3 %. В социальном плане картина была также неутешительной. 47,6 % членов ВКП(б) составляли служащие всех уровней. Что явно размывало авангардный пролетарский характер правящей в СССР партии.

Вырисовывалась страшная картина. В утробе революционной партии постепенно взращивался монстр буржуазного перерождения и грядущего превращения пролетарской партии в типичную партию власти, защищающую исключительно собственные корпоративные интересы. Естественно — со всеми сопутствующими ей пороками и в области кадровой, и в области политики идеологической. Зарождалась чиновничья партия, интересы которой со временем пришли в резкое противоречие с интересами партийных низов, лишившихся всяких инструментов контроля над собственным руководством. А на место «командиров индустриализации» — участников Октября и Гражданской войны, пользовавшихся заслуженным уважением подчиненных, но по разным причинам практически сошедших с политической сцены к исходу 30-х годов, — пришли те, кто подменял подлинное партийное руководство массами и «необходимую по должности компетентность тем, что они же стали называть ″исполнительской дисциплиной″. Превратившиеся в механические ретрансляторы указаний, распоряжений, приказов и команд. Пытавшиеся подтвердить, доказать свое членство в партии, свое марксистско-ленинское мировоззрение бездумным догматизмом, вырванными с кровью из контекста цитатами и безудержным изначально, но все же непрерывно возраставшим восхвалением Сталина. Уверенные, что вместе с постом в партийных органах им дали и все необходимые знания, умения. Возможность разбираться во всех без исключения вопросах, право руководить инженерами, учеными, деятелями литературы, искусства» (Жуков Ю. Н. Настольная книга сталиниста. М, 2010. С.206).

Возросший и окрепший номенклатурный слой опасался любых «встрясок» и кадрового оживления за счет новых молодых выдвиженцев, не говоря уже о партийных чистках. А держаться было за что — за «должности, прямо дававшие огромные привилегии. Старую, довоенную — ″конверты″: официально регламентируемую, но тайную доплату к жалованью. Закрытую систему торговли, созданную в годы войны. И новые. Особую телефонную связь — ″вертушки″, ″ВЧ″. Персональные машины. Отдельные квартиры, особенно желанные при бушевавшем жилищном кризисе. Спецполиклиники, дачи, дома отдыха, санатории. Словом, всё, что только могла дать возрождавшаяся экономика».

Сам Сталин не мог не понимать всю опасность, которую сулили данные тенденции. Косвенно, в пользу этого говорит характерная реплика, произнесенная Сталиным в разговоре с Юрием Ждановым — зятем Сталина и сыном главного партийного идеолога Андрея Жданова, который после войны стал активно заниматься подготовкой очередного съезда партии. Многие даже небезосновательно полагают, что не произойди загадочная кончина А. А. Жданова летом 1948 г. — XIX съезд мог состояться намного раньше. И итоги его были бы куда более радикальными. «Что партия, — отмахнулся от Юрия Жданова Сталин, — это уже не партия, а хор аллилуйщиков!».

Но был еще один решающий момент. Действия наиболее активных представителей «группы Сталина» — главных инициаторов очищения авгиевых конюшен правящей партии — становились все более явными и прямо расходились с интересами нарождавшегося в недрах партийного аппарата нового «класса» советского общества. А вскоре за решительную перестройку всей властной партийной «вертикали», а главное — против продолжения политики культа вождя (жизненно важной для несменяемого партаппарата) на пленуме после XIX съезда открыто выступил сам Сталин. Но, как справедливо отмечает профессор Жуков, «они (сторонники реформирования партии) не учли лишь одного. Обнажив истинное лицо партократии, они подписали себе приговор. Противопоставили себя этому слою, позже названному Джиласом ″новым классом″. Стали для него врагами, ибо покусились на святая святых…».

Смертельное перетягивание каната

То ли по трагическому стечению обстоятельств, то ли как следствие ответной реакции номенклатуры на усиление «реформаторского» крыла ВКП(б) и в связи с форсированной подготовкой XIX съезда, резко ухудшается здоровье главного партийного идеолога Жданова. В самом конце августа 1948 г., после отдыха на Валдае, Жданов умирает. Расследование запутанных обстоятельств его лечения, приведших к летальному исходу, станет впоследствии отправной точкой знаменитого «дела врачей». Тем более, что смерть второго человека в партии произошла на фоне заметного ухудшения здоровья самого Сталина.

В этот период даже чисто внешне, на уровне официальных титулов, Сталин продолжает подчеркивать первенство органов государственной власти. В отличие от тридцатых годов, в официальных документах Сталин все чаще подписывается как «Председатель Совета Министров СССР», и все реже — как «секретарь ВКП(б)». Более того, именно в Совмин СССР и его Президиум (фактически заменивший партийное Политбюро) перемещается властный «центр тяжести». Основные представители высшего руководства: Берия, Маленков, Булганин, Молотов, Каганович, Андреев и др., все чаще упоминаются именно как «заместители Председателя Совета Министров Союза ССР». Однако данный процесс продолжался недолго. Разразившееся в 1949 г. «Ленинградское дело» нанесло удар по ключевой фигуре послевоенного Совмина — Заместителю Председателя Совета Министров СССР, председателю Госплана Николаю Вознесенскому.

Отправной точной дела Вознесенского становится арест и уголовное дело в отношении другого известного тогда ленинградца — секретаря ЦК ВКП(б) Алексея Кузнецова. При том что оба являлись соратниками и выдвиженцами Жданова. Вдобавок ко всему Вознесенский и Кузнецов не просто занимали ключевые посты в партийном руководстве. Покровитель ленинградской партийной организации Вознесенский был явным сталинским протеже и занимал пост заместителя Сталина в Совмине. Для посвященных это означало дальнейшее усиление правительственных органов в сложившейся в СССР системе власти. Особенно в условиях, когда вождь советских народов Сталин был «всего-навсего» одним из секретарей ЦК, — т. е. равным среди равных в высшем партийном руководстве. А вот в советском Правительстве он занимал пост Председателя, что заметно усиливало всех, кто работал под его началом, особенно, в должности заместителей. Данное обстоятельство наносило серьезный удар по позициям «нового класса» — партийной номенклатуры. Впервые за долгую историю Советского государства полнота исполнительной власти начала перетекать (в том числе на уровне титулатуры) в конституционный орган. Это заметно ослабляло партийную претензию на всеобъемлющую власть в стране.

Обвинения в антипартийной деятельности и последовавший за ними арест и расстрел Вознесенского и Кузнецова стали, судя по всему, отражением нового витка борьбы за перетягивание властного каната.

16 февраля 1951 г. происходит самое загадочное и до сих пор слабо проанализированное событие. Политбюро (не Правительство, а именно Политбюро партии!) принимает постановление: «Председательствование на заседаниях Президиума Совета Министров СССР и Бюро Президиума Совета Министров СССР возложить поочередно на заместителей председателя Совета Министров СССР тт. Булганина, Берия и Маленкова, поручив им также рассмотрение и решение текущих вопросов. Постановления и распоряжения Совета Министров СССР издавать за подписью председателя Совета Министров СССР тов. Сталина И. В.».

В постановлении особо оговаривается, что «в отсутствие товарища Сталина» функции Председателя Совета Министров Союза ССР будут выполнять поочередно его «первые заместители» Н. А. Булганин, Л. П. Берия, Г. М. Маленков. Именно в такой последовательности, как указывается в постановлении, Булганин, Берия и Маленков могут отныне принимать все важнейшие решения в государстве от имени («за подписью»!!!) И. В. Сталина. Даже роспись Сталина уже не требовалась — была изготовлена специальная факсимильная печать с точной копией сталинского автографа, которой и визировали все правительственные постановления после их одобрения правящей «тройкой». Так, в частности, 20 марта 1952 г. факсимильный автограф Сталина появился под правительственным решением о сооружении грандиозного памятника… Сталину на Волго-Донском канале.

Об истинной подоплеке принятого постановления устойчивого мнения у историков не сформировалось. Данный документ так и стоит загадочным особняком в период «странного трехлетия» между помпезным празднованием 70-летнего юбилея вождя в декабре 1949 г. и XIX партийным съездом в октябре 1952 г., завершившимся попыткой реорганизации руководящего штаба партии, предпринятой Сталиным. Но как бы там не было, вариантов интерпретации «странного» постановления 16 февраля 1951 г. может быть два. В связи с резко ухудшившимся состоянием здоровья и, что особенно важно, учитывая стремление самого Сталина как можно скорее водворить в партии систему коллективного руководства, избавившись тем самым от единоначалия обожествляемого вождя, — данное постановление исходило от самого Сталина. В таком случае, все шероховатости формулировок (Постановление партийное, а не правительственное, хотя речь идет именно о руководстве Совмином; решения принимаются от имени Сталина и фиксируются факсимильной подписью вождя) могут быть объяснены исключительной спешкой.  

Но верно и обратное. Развернувшаяся аппаратная война (смерть Жданова, опала Маленкова, «Ленинградское дело») на фоне резко ухудшившегося состояния здоровья Сталина заставила недовольных усилением роли правительственных органов в ущерб партийным, перейти в контрнаступление. В таком случае, и сам факт появления данного постановления именно в недрах Политбюро, и стремление фиксировать принятые решения именем вождя легко объяснимы. Но также легко объяснимо тогда, что о данном Постановлении усиленно предпочитают молчать все без исключения «разоблачители неограниченной сталинской диктатуры» и «культа личности». Ведь факт остается фактом. В феврале 1951 г. Сталин, по сути, перестал обладать всей полнотой власти в государстве. Причем по своей природе, это произошло куда более демократичнее, чем хваленая отставка (смещение аппаратом) Хрущева. Всего одно Постановление!

Косвенно в пользу второго варианта событий говорит тот факт, что именно в период вынужденного (т. е. против воли самого Сталина или обусловленного его тяжелой болезнью) отсутствия вождя на властном Олимпе, происходит безудержное раздувание его культа личности. Именно в краткий период 1951-1952 гг. аппарат партийной пропаганды компенсирует отсутствие Сталина на публике (и, возможно, в руководстве) путем сооружения его многочисленных скульптурных изображений по всей стране, ежедневного упоминания в прессе в виде здравиц и парадных портретов... Этими мероприятиями аппарат стремился подчеркнуть свою органическую связь с вождем, в лучах славы которого его (аппарата) положение заметно упрочняется, а власть партийной номенклатуры сомнению не подлежит.

Имитируя единство

5 октября в Москве открылся ХIХ съезд партии, переименовавший легендарную ВКП(б) в КПСС. Само пор себе данное переименование было символичным. Вместе с именем ВКП(б) уходила в историю целая эпоха в жизни партии и самого государства. Ведь именно под идейно-политическим руководством Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) первое в мире социалистическое государство на земле преодолело экономическую отсталость. Провело в кратчайшие сроки индустриализацию и коллективизацию. Стало мощной индустриально-аграрной державой. Была осуществлена невиданная культурная революция, вырвавшая большинство населения страны из неграмотности. Страна стала одной из самых образованных и передовых в мире. Под знаменем легендарной ленинско-сталинской партии миллионы коммунистов героически сражались, не колеблясь отдавали свои жизни на полях Отечественной войны, убежденные, что защищают победоносные завоевания социалистической революции 1917 г., и с ними — победили.

С именем КПСС начиналась иная полоса в истории партии. Послесталинская. Даже сама формулировка, мотивировавшая необходимость смены героического имени партии, была характерна: в связи с тем, что оппортунистические элементы побеждены, а другие антагонистические ВКП(б) силы (в первую очередь, меньшевики) давно сошли с исторической и политической арены в СССР. Подобное самоуспокоение, умиротворение, поспешное и не всегда продуманное забегание вперед станет отличительной чертой именно КПСС, особенно в ее позднем исполнении. Показательными в этой связи станут события, тотчас последовавшие за съездом. Но об этом далее.

Основной интригой ХIХ съезда стал вопрос, не дававший покоя его делегатам на всем протяжении работы этого партийного форума: будет ли на съезде выступать Сталин? Тем более, что сам Сталин, представ перед собравшимися лишь в день открытия съезда, в последующие дни в Президиуме так и не появился. С отчетным докладом вместо Сталина выступал секретарь ЦК и заместитель предсовмина СССР Георгий Маленков. Деталь характерная: по традиции с отчетным докладом в прежние годы выступал именно вождь партии. В том, что такая символичная рокировка произошла не без ведома Сталина, сомневаться не приходится. Особенно если учесть содержание сталинского выступления на Пленуме после съезда.

В отчетном докладе Маленков вновь сфокусировал внимание делегатов на необходимости дальнейшего реформирования партии и ликвидации подмены партийными органами органов Советской власти. А главное — на борьбе с ослаблением «внимания к партийно-организационной и идеологической работе»; на преодолении «опасности отрыва партийных органов от масс и превращения их из органов политического руководства, из боевых и самодеятельных организаций в своеобразные административно-распорядительные учреждения, не способные противостоять всяким местническим, узковедомственным и иным антигосударственным устремлениям, не замечающие прямых извращений политики партии в хозяйственном строительстве, нарушений интересов государства». (Цит. по: Жданов А. А., Маленков Г. М. Сталин и космополиты. М., 2012. С.222. Выделено — С. Р.).

Однако обращало на себя внимание и другое. В выступлениях основных докладчиков (особенно членов образовавшегося в феврале 1951 г. «триумвирата») явно не наблюдалось единства. И это притом, что на публике ближайшие сподвижники Сталина держались демонстративно приподнято. Вместе. Всячески демонстрировали единство и сплоченность рядов. Особенно в руководстве. Однако разноголосицы во взглядах избежать не удалось. В отчетном докладе Маленкова, и в выступлениях Берия и Булганина содержались если не кардинально противоположные, то уже точно альтернативные взгляды на дальнейшее развитие советского государства по главным вопросам внутренней и внешней политики. Подобные альтернативные взгляды на «послесталинское» развитие СССР будут изложены соратниками и над гробом вождя во время траурного митинга на Красной площади 9 марта 1953 г. Именно проблеме отсутствия единства в рядах партийного руководства Сталин уделит особое внимание в ходе своего выступления на пленуме ЦК сразу после съезда. А пока… Оглушительной овацией на заключительном заседании съезда зал встретил появление на трибуне своего вождя.  

Непродолжительное, всего двенадцать минут, выступление Сталина зал прерывал аплодисментами порядка тринадцати раз. При этом было заметно, что сам Сталин старался демонстративно игнорировать овации, стремился продолжать выступление. Основной темой речи Сталина стали вопросы международного положения и, главным образом, стратегии и тактики коммунистов в национально-освободительном и народно-демократическом движении собственных стран. Партии советских коммунистов Сталин отводил в этой связи особую роль, назвав ее «ударной бригадой мирового революционного и рабочего движения». И, словно предвидя последовавший за его смертью раскол соцблока, Сталин напутствовал правящую в СССР партию крепить нерушимый блок с «новыми ″ударными бригадами” в лице народно-демократических стран» — «от Китая и Кореи до Чехословакии и Венгрии» — как залог будущего торжества мирового революционного и национально-освободительного движения «в странах господства капитала».

Уйти нельзя, остаться

Сразу после съезда, как и в прежние годы, состоялся организационный Пленум ЦК, которому предстояло избрать руководящие органы партии. Однако то что произошло на пленуме настолько поломало привычную атмосферу единодушия, давно закрепившуюся за подобными «ритуальными» мероприятиями, что в последующие десятилетия о данном пленуме предпочитали не вспоминать. Не сохранилось даже стенограммы работы Пленума. И главное — стенограммы выступления Сталина.

Ниже приведем реконструкцию хода событий на Пленуме, сделанную писателем В. В. Карповым в книге «Генералиссимус». В своей книге Карпов делает попытку совместить запись выступления Сталина и его реплик в ходе пленума, сделанную Л. Н. Ефремовым (тогда — первый секретарь Курского обкома КПСС), и впечатления писателя К. М. Симонова (делегат XIX съезда, в первый и в последний раз — кандидат в члены ЦК КПСС). «Мне кажется очень важным, — пишет В. Карпов, — не только то, что говорил Сталин, но еще и то, как он это говорил, и какова была реакция присутствующих».

«Пленум длился около двух часов. Примерно полтора часа говорил Сталин. Симонов так об этом пишет:

″Говорил он от начала до конца сурово, без юмора, никаких листков или бумажек перед ним на кафедре не лежало, и во время своей речи он внимательно, цепко и как-то тяжело вглядывался в зал, так, словно пытался проникнуть в то, что думают эти люди, сидящие перед ним и сзади.

И тон его речи, и то, как он говорил, — все это привело всех сидевших к какому-то оцепенению″.

 Вот что говорил Сталин:

″— Итак, мы провели съезд партии. Он прошел хорошо, и многим может показаться, что у нас существует полное единство. Однако у пас нет такого единства. Некоторые выражают несогласие с нашими решениями.

Говорят, для чего мы значительно расширили состав ЦК? Но разве не ясно, что в ЦК потребовалось влить новые силы? Мы, старики, все перемрем, но нужно подумать, кому, в чьи руки вручим эстафету нашего великого дела, кто ее понесет вперед? Для этого нужны более молодые, преданные люди, политические деятели. А что значит вырастить политического, государственного деятеля? Для этого нужны большие усилия. Потребуется десять, нет, все пятнадцать лет, чтобы воспитать государственного деятеля.

Но одного желания для этого мало. Воспитать идейно стойких государственных деятелей можно только на практических делах, на повседневной работе по осуществлению генеральной линии партии, по преодолению сопротивления всякого рода враждебных оппортунистических элементов, стремящихся затормозить и сорвать дело строительства социализма. И политическим деятелям ленинского опыта, воспитанным нашей партией, предстоит в борьбе сломить эти враждебные попытки и добиться полного успеха в осуществлении наших великих целей.

Не ясно ли, что нам надо поднимать роль партии, ее партийных комитетов? Можно ли забывать об улучшении работы партии в массах, чему учил Ленин? Все это требует притока молодых, свежих сил в ЦК — руководящий штаб нашей партии. Так мы и поступили, следуя указаниям Ленина. Вот почему мы расширили состав ЦК. Да и сама партия немного выросла.

Спрашивают, почему мы освободили от важных постов министров видных партийных и государственных деятелей. Что можно сказать на этот счет? Мы освободили от обязанностей министров Молотова, Кагановича, Ворошилова и других и заменили их новыми работниками. Почему? На каком основании? Работа министра — это мужицкая работа. Она требует больших сил, конкретных знаний и здоровья. Вот почему мы освободили некоторых заслуженных товарищей от занимаемых постов и назначили на их место новых, более квалифицированных, инициативных работников. Они молодые люди, полны сил и энергии. Мы их должны поддержать в ответственной работе.

Что же касается самих видных политических и государственных деятелей, то они так и остаются видными политическими и государственными деятелями. Мы их перевели на работу заместителями Председателя Совета Министров. Так что я даже не знаю, сколько у меня теперь заместителей.

Нельзя не коснуться неправильного поведения некоторых видных политических деятелей, если мы говорим о единстве в наших делах. Я имею в виду товарищей Молотова и Микояна.

Молотов — преданный нашему делу человек. Позови, и, не сомневаюсь, он, не колеблясь, отдаст жизнь за партию. Но нельзя пройти мимо его недостойных поступков. Товарищ Молотов, наш министр иностранных дел, находясь под "шартрезом" на дипломатическом приеме, дал согласие английскому послу издавать в пашей стране буржуазные газеты и журналы. Почему? На каком основании потребовалось давать такое согласие? Разве не ясно, что буржуазия — наш классовый враг и распространять буржуазную печать среди советских людей — это, кроме вреда, ничего не принесет. Такой неверный шаг, если его допустить, будет оказывать вредное, отрицательное влияние на умы и мировоззрение советских людей, приведет к ослаблению нашей, коммунистической идеологии и усилению идеологии буржуазной. Это первая политическая ошибка товарища Молотова.

А чего стоит предложение товарища Молотова передать Крым евреям? Это грубая ошибка товарища Молотова. Для чего это ему потребовалось? Как это можно было допустить? На каком основании товарищ Молотов высказал такое предложение? У нас есть еврейская автономия. Разве этого недостаточно? Пусть развивается эта республика. А товарищу Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских претензий на наш Советский Крым. Это вторая политическая ошибка товарища Молотова. Товарищ Молотов неправильно ведет себя как член Политбюро. И мы категорически отклоняем его надуманные предложения.

Товарищ Молотов так сильно уважает свою супругу, что не успеем мы принять решение по тому или иному важному политическому вопросу, как это быстро становится известным товарищу Жемчужиной. Получается, будто какая-то невидимая нить соединяет Политбюро с супругой Молотова Жемчужиной и ее друзьями. А ее окружают друзья, которым нельзя доверять. Ясно, что такое поведение члена Политбюро недопустимо. (Симонов комментирует: ″Говорилось все это жестко, а местами более чем жестко, почти свирепо... Это было настолько неожиданно, что я сначала не поверил своим ушам, подумал, что ослышался или не понял... Он говорил о Молотове долго и беспощадно... В зале стояла страшная тишина... у членов Политбюро были окаменелые, напряженные, неподвижные лица...″).

Сталин продолжал:

— Теперь о товарище Микояне. Он, видите ли, возражает против повышения сельхозналога на крестьян. Кто он, наш Анастас Микоян? Что ему тут не ясно? Мужик — наш должник. С крестьянами у нас крепкий союз. Мы закрепили за колхозами навечно землю. Они должны отдавать положенный долг государству. Поэтому нельзя согласиться с позицией товарища Микояна...

(Симонов: ″Лица Молотова и Микояна были белыми и мертвыми. Такими же белыми и мертвыми эти лица оставались тогда, когда они — сначала Молотов, а потом Микоян — спустились один за другим на трибуну, где только что стоял Сталин″.)

A. И. Микоян на трибуне оправдывался, ссылаясь на некоторые экономические расчеты.

Сталин (прерывая Микояна): — Вот Микоян — новоявленный Фрумкин. Видите, он путается сам и хочет запутать нас в этом ясном, принципиальном вопросе.

B. М. Молотов на трибуне признает свои ошибки, оправдывается и заверяет, что он был и остается верным учеником Сталина.

Сталин (прерывая Молотова): — Чепуха! Нет у меня никаких учеников. Все мы ученики великого Ленина.

Сталин предлагает решить организационные вопросы, избрать руководящие органы партии. Вместо Политбюро образуется Президиум в значительно расширенном составе, а также Секретариат ЦК КПСС — всего 36 человек.

— В списке, — говорит Сталин, — находятся все члены Политбюро старого состава, кроме А. А. Андреева. Относительно уважаемого Андреева все ясно, совсем оглох, ничего не слышит, работать не может, пусть лечится.

Голос с места: — Надо избрать товарища Сталина Генеральным секретарем ЦК КПСС.

Сталин: — Нет! Меня освободите от обязанностей Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР.

(Симонов: ″На лице Маленкова (он стоял за столом и вел заседание пленума) я увидел ужасное выражение — не то чтобы испуга, а выражение человека, осознавшего смертельную опасность... Лицо Маленкова, его жесты, воздетые руки были прямой мольбой ко всем присутствующим немедленно и решительно отказать Сталину в его просьбе... Зал загудел: ″Нет! Нельзя! Просим остаться!″).

Маленков (на трибуне): — Товарищи! Мы должны все единогласно и единодушно просить товарища Сталина, нашего вождя и учителя, быть и впредь Генеральным секретарем ЦК КПСС.

Сталин (на трибуне): — На Пленуме ЦК не нужны аплодисменты. Нужно решать вопросы без эмоций, по-деловому. А я прошу освободить меня от обязанностей Генерального секретаря ЦК КПСС и Председатели Совета Министров СССР. Я уже стар. Бумаг не читаю. Изберите себе другого секретаря.

Тимошенко: — Товарищ Сталин, народ не поймет этого. Мы все как один избираем вас своим руководителем — Генеральным секретарем ЦК КПСС. Другого решения быть не может.

Все стоя горячо аплодируют, поддерживая Тимошенко. Сталин долго стоял и смотрел в зал, потом махнул рукой и сел».

Номенклатура победила вождя. И, облаченный высшими партийными и государственными полномочиями на сей раз уже против собственной воли, Сталин демонстративно равнодушно покидает трибуну, чтобы занять место в президиуме.

Шок партаппарата

Несмотря на то, что реализовать задуманное Сталину до конца не удалось, промежуточную победу на пленуме вождь все-таки одержал. Дело в том, что в ходе выборов в ЦК партии Сталину удалось обновить практически на треть руководящий состав КПСС. Более того, с подачи Сталина была кардинально изменена конструкция высшего руководящего партийного органа — Политбюро. Вместо «ареопага избранных» создавался широкий Президиум, в состав которого были включены новые сталинские выдвиженцы, большинство — молодые квалифицированные кадры. Новый орган партийного руководства, растворявший в себе прежнее «узкое» Политбюро, включал 25 членов и 11 кандидатов в члены Президиума (то есть вдвое больше прежнего).

Именно эта новая поросль партийных и государственных деятелей по задумке Сталина должна была подкрепить реформу высших органов партии, потеснив годами несменяемых «старейшин». Должность Генерального секретаря упразднялась. Ее место заменял расширенный секретариат. Фактически это и было то широкое коллективное руководство, которое будет провозглашено основой «нового курса» в недолгую «эпоху» от ареста Берия (июнь 1953 г.) и вплоть до ликвидации «антипартийной группы Молотова–Маленкова», завершившейся воцарением Первого секретаря Хрущева (1957 г.).

По воспоминаниям очевидцев, в момент, когда Сталин зачитывал список кандидатов в новый партийный орган — Президиум, представителей партаппарата поразил шок. Коллективное недоумение аппарата сталинскими нововведениями спустя десятилетия Никита Хрущев опишет в своих «мемуарах», надиктованных зятю, до снятия Хрущева — главному редактору «Известий» Аджубею.

Вспоминает Хрущев: «Начались выборы. Мы переглядываемся. Я смотрю на Маленкова: если кто и должен был готовить кандидатуры, то именно Маленков. Сталин не знал людей персонально, за исключением той верхушки, в которой вращался. Поэтому должен был неизбежно прибегнуть к помощи аппарата. Мы спросили о новых людях у Маленкова. Он нам сказал: ″Я ничего не знаю, мне никаких поручений не было дано, и я никакого участия в этом не принимал″. Мы удивились: ″Как же так? Кто же тогда готовил кандидатуры? ″ Сталин сам открыл пленум и тут же внес предложение о составе Президиума ЦК, вытащил какие-то бумаги из кармана и зачитал их. Он предложил 25 человек, и это было принято без разговоров и без обсуждений...

Когда он читал состав Президиума, мы все смотрели вниз, не поднимая глаз. 25 человек, трудно работать таким большим коллективом, решая оперативные вопросы. Ведь Президиум — оперативный орган и не должен быть очень большим. Когда заседание закрылось, мы переглядывались: как же это получилось, кто составил такой список? Сталин не знал людей, которых он назвал, и сам не мог составить этот список. Я, признаться, подозревал, что сделал это Маленков, только он скрывает и нам не говорит». (Выделено — С. Р.).

В «мемуарах» Хрущева что ни слово — то оговорка по Фрейду. Здесь и трепет перед всемогущим АППАРАТОМ, плоть от плоти которого — сам Хрущев и без совета с которым, по его разумению, ни одно решение не должно приниматься ни в партии, ни в государстве. Но здесь и разгадка партаппаратом замысла Сталина. Стало очевидно, что реорганизация «ареопага» Политбюро в широкий Президиум есть ни что иное как очередной удар по всевластию партийных функционеров и дальнейшее усиление позиций советского правительства — Совета Министров и его Президиума. Маленкову в данной ситуации только и оставалось, что беспомощно «воздеть руки» к Пленуму и просить — нет, умолять Сталина остаться.

Под фанфары ХХ съезда

5 марта 1953 г., за два часа до официального правительственного сообщения о смерти Сталина, в Кремле начало свою работу «Совместное заседание Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР, Президиума Верховного Совета СССР». Перечисление властных органов в данном Постановлении явно указывало на несколько изменившиеся приоритеты внутреннего курса ближайшего сталинского окружения по сравнению с октябрьским Пленумом 1952 г.

Как вспоминал участник того заседания писатель Константин Симонов, время, предшествовавшее началу заседания, проходило в тягостном гробовом молчании, вызванном неопределенностью и тревогой в связи с неожиданной болезнью Сталина. Сами соратники ждали новой информации с «Ближней дачи» в Кунцево, где, согласно официальной версии, проистекали последние минуты агонии смертельно больного вождя. Однако сам факт того, что (по утверждениям правительственных сообщений, озвучиваемых диктором Левитаном) Сталин был еще жив, не помешал представителям высшего руководства спешно ревизовать решения предыдущего партийного Пленума.

Так, место широкого Президиума — органа коллективного руководства, вновь, но под тем же названием, воссоздавалось прежнее Политбюро. Число молодых сталинских выдвиженцев — секретарей ЦК и кандидатов в секретари резко сокращалось. Все это преподносилось участникам необычного «совместного заседания» как меры по обеспечению «правильного» и «бесперебойного руководства». Уже по итогам совместного заседания все кадровые решения XIX съезда были фактически отменены в обход даже элементарных норм партийной демократии.

Ревизия решений последнего сталинского съезда стала результатом длительной, начавшейся еще 2 марта на «Ближней даче» в Кунцево борьбы недавних соратников вождя за его наследство. Как вспоминает начальник охраны Сталина А. Рыбин, дележка властных портфелей началась практически над телом еще живого вождя. Хотя в последнем — что вождь был еще жив — ряд серьезных обстоятельств заставляют нас усомниться. Но как бы там ни было, по воспоминаниям Рыбина, только К. Е. Ворошилов призвал собравшихся отложить дележку властного пирога. Проявить элементарное уважение к человеку, которому многие из присутствовавших в те минуты на «Ближней дачи» при жизни истово клялись в верности и которого обожествляли. Но все оказалось тщетно. Ворошилова грязно «послали» и принялись оформлять новые кадровые назначения.

Утвержденное поздним вечером 5 марта «совместное постановление» знаменовало завершение кадровых рокировок на властном Олимпе. Георгию Маленкову — человеку, являвшемуся де-факто первым заместителем Председателя совета Министров СССР при жизни Сталина, — было предложено возглавить пост Председателя. В обмен на это Маленкову пришлось смириться с резким усилением роли высших партийных органов в структуре государственной власти СССР за счет умаления правительственных. Чтобы подчеркнуть возвращение «прежнего Политбюро», во вновь сформировавшийся властный «триумвират», наряду с Маленковым и первым заместителем предсовмина СССР Берия, включили Молотова. Фигура последнего должна была подчеркивать «неизменность генеральной линии» и «верность прежним традициям», т. к. в сознании народа он прочно ассоциировался со Сталиным и проводившимся им курсом.

Краткий период коллективного руководства в партии сменился возвращением практики «узкого руководства» в форме вновь созданного в обход партийного Устава Политбюро, члены которого в полном составе вошли также и в Правительство. Центр тяжести вновь переместился в узкий партийный «ареопаг», расформированный прежде Сталиным. Уже в сентябре 1953 г. «узкий» секретариат, освободившийся от давления молодых сталинских выдвиженцев, восстановит партийное единоначалие, учредив пост Первого секретаря ЦК. Им станет Никита Хрущев.

На фоне заметного ослабления влияния правительственных органов власти, чутко ведомый партаппаратом Хрущев отвоюет для номенклатуры право на знаменитые «конверты» — негласную доплату к «партийной» зарплате функционеров. А следом аппарат поможет верному Никите добить несостоявшегося «борца с партийными привилегиями» Маленкова. Маленков будет смещен с поста Председателя Совета Министров. А на ХХ съезде Хрущев под фанфары «секретного доклада» закрепит победу партаппарата. В своем отчетном докладе он скажет сакраментальное: «Всемерно повышать и впредь роль партии, как руководящей и направляющей силы советского народа во всей государственной, общественной, хозяйственной и культурной жизни СССР…» (ХХ съезд КПСС. Стенографический отчет. Т. I. М., 1956. С. 117).

До знаменитой конституционной Статьи о «руководящей и направляющей», закрепившей незыблемость партийной «элиты», а оттуда — к сдаче той же самой «элитой» первого социалистического государства в 1991 г. оставались считанные десятилетия.

Станислав Рузанов